Михаил Волков - На румбе — Полярная звезда
— Заметил, товарищ командир, — обрадованно, как будто ждал этого вопроса, отозвался Багелев и при этом таинственно понизил голос.
Команда с любопытством придвинулась к Багелеву. Все знали — он мастер до разных выдумок.
Воодушевленный вниманием, Багелев, как и полагается любимцу публики, начал разыгрывать спектакль:
— Иду это я, — подмигнул он Карпову, — и вдруг из кустов прямо на меня выскакивает тигр.
Аметов даже рот раскрыл от удивления.
— Какой тигра? Откуда?
— Из кустов, говорю. А какой? Обыкновенный, уссурийский. И тогда я…
— Как зарычу на тигра, — подал реплику Соловьев, — он и лапки кверху.
Грянул дружный смех. Багелев неожиданно обиделся:
— Не хотите, не буду рассказывать.
— Давай, Багелев, трави дальше, — весело подбодрил его Литовцев.
Багелев сделал вид, что вынужден продолжать исключительно из уважения к боцману.
— Так вот, — сурово сказал он. — Рычать я на него, естественно, не стал, потому что, вглядевшись, понял, что это коза.
Снова взрыв хохота. Поротиков даже согнулся пополам от смеха.
Багелев важно переждал, а потом поднял палец:
— Но я сделал один важный вывод.
— Что коза это не тигр, — ехидно заметил радист.
Опять хохот. Поротиков на этот раз даже заплакал.
— Нет, товарищ флотский интеллигент, сто раз нет, — довольный произведенным эффектом, совершенно серьезно отвечал Багелев. — А вывод такой. Раз есть козы, значит, есть и молоко. Берусь достать в обмен на тушенку и шоколад.
— Добро, Багелев, действуйте, — Стрелков и сам смахнул рукой слезы.
И уже к вечеру вся команда отведала козьего молока, добытого Багелевым.
На вторые сутки утром Стрелков после хорошей физзарядки и пробежки по берегу вернулся на катер. На корме у дымаппаратуры, положив под себя капковый бушлат, сидел Аметов и чистил картошку.
Увидев командира, Аметов вскочил и доложил:
— Чистым картошка, боцман борща заваривать будет.
— Сиди, сиди, Аметов.
Стрелков подсел к нему и оценивающе посмотрел на мешок с картошкой.
— Подвинься маленько, помогу.
— Не нада, товарыщ командыра. Я сам.
— Сам, сам, Аметов. Конечно, сам, я так — по ходу дела.
Стрелков вынул из кармана кителя складной нож, выбрал большую картофелину и ловко разделался с ней. Пока Аметов обрабатывал одну, он уже заканчивал вторую.
— Зачем так быстро? Рука обрезать можно, — сказал Аметов.
— Не порежу, нас еще в юнгах обучали этой премудрости.
Из машинного люка показалась голова моториста Карпова. Увидев чистивших картошку, он сказал:
— Товарищ командир, давайте лучше я помогу Аметову.
— Не возражаю. Втроем еще быстрее управимся.
Мешок отощал быстро.
— Аметов? Как с картошкой? — раздался из кубрика голос боцмана.
— Все, чиста, — доложил Аметов.
— Уже? — Литовцев вышел на палубу и, оценив обстановку, все понял: вот это работа, класс.
— Ну тогда вот что, Литовцев, вари флотский борщ, а мы с Карповым слетаем в магазин за огурцами.
Стрелков заметил просительный взгляд Аметова.
— И Аметов тоже с нами. Пусть прогуляется.
Обед получился на славу.
— Королевский борщ, — похвалил Багелев, уписывая за обе щеки. — Лучше только бабка моя умела готовить, — Багелев показал большой палец: — Молодец, боцман!
Мотористы закивали головами, поддерживая своего старшину. Видно было, что такое дружное одобрение команды мотористов пришлось по душе боцману. Он весь сиял и, подрезая еще хлеб, переспрашивал всех:
— А может, добавки?
От добавки не отказались. Отдали честь и гречневой каше с тушенкой.
— И каша замечательная, — высказался радист Соловьев.
— Самая вкусная — компот, — заявил Аметов. — Сам варил, младшая кок, — улыбался он, тыча себя в грудь кулаком.
— Давай, Аметов, тащи компот, — скомандовал боцман. — Да осторожно, не опрокинь.
Компот остывал в чайнике, подвешенном за бортом.
На стол выставили эмалированные кружки, и боцман щедро наполнил их до краев.
Стрелков первый отхлебнул и чуть не выскочил из-за стола. Компот был горько-солено-сладкий. Еле сдержавшись, он спокойно спросил Аметова:
— Значит хороший компот?
— Самая лучший, два пара кружек пить нада.
— Ну-ну, давай…
Стрелков с удовольствием наблюдал, как Аметов, улыбаясь, поднял кружку и шутливо поклонился:
— Ваша здоровья.
Стрелков, не отрываясь, смотрел, как пьет Аметов, и ждал реакции. Однако Аметов выпил все и, вытерев рот рукавом робы, налил еще. Но теперь уже настороженно покосился на боцмана. Литовцев отпил глоток, и глаза его застыли в недоуменье.
— Это что? — строго спросил он Аметова.
— Компот, сухофрукта, — тихо и жалобно проронил тот.
— Сам ты сухофрукт, — рассердился боцман. — Когда чайник опускал в воду, носик заткнул, как я говорил?
— Забыла, — сокрушенно вздохнул Аметов.
— Все ясно, компот с морской водой. Флотский. Эх, Аметов, какой компот загубил.
Под общий хохот Аметов даже не пытался оправдаться. Он был совершенно убит.
— Ладно, — сказал Стрелков, вставая, — бывает. Простим младшему коку эту ошибку.
С тех пор слова «морской компот» стали нарицательными на катере. Так стали называть каждую неудачу, что случалась с кем-нибудь.
Так они жили трое суток.
Сергей благодарил судьбу, подарившую ему эти дни. На занятиях, во время осмотров и спортивных тренировок, в долгих разговорах по вечерам в непринужденной обстановке он еще ближе узнал свой экипаж.
Запомнился ему и вечер вторых суток, когда моряки решили устроить на баке самодеятельное представление. Ведущим и непременным участникам был Букин.
— Первым номером нашей программы, — начал он концерт, — ария Дубровского из одноименной оперы Направника. Солист боцман катера, старшина первой статьи Литовцев.
Боцман вышел на середину, откашлялся и подмигнул кому-то, находившемуся в штурманской рубке. Оттуда послышатся характерный звук грамзаписи, боцман открыл рот и голосом Козловского запел:
Итак, все кончено,
Судьбой неумолимой
Я осужден быть сиротой.
Выдумка всем понравилась. Боцману бурно аплодировали.
— Уникальные исполнители матросского танца «Яблочко», артисты-мотористы Леонов и Калинин. Аккомпанирует на гармони моторист-гармонист Карпов, — объявил очередной номер Букин.
Карпов солидно пробежал пальцами по ладам. В это время танцоры заняли место в центре небольшого круга на палубе.
Карпов не спеша вывел первые такты танца. Леонов и Калинин ударили в ладоши, пробежали руками по груди и коленям и двинулись на Стрелкова, четко отбивая каблуками в такт музыке.
Это, конечно, был самый сильный номер. Потом Карпов сыграл на гармошке «Саратовские страдания». Букин читал басни и получил одобрение.
Дошла очередь и до Стрелкова.
— Слово вам, товарищ командир, — объявил Букин.
Сергей встал, ему хотелось прочитать что-нибудь свое, но все же он не решился, а прочел стихи Алексея Лебедева «Бухта Безмолвия»:
Здесь спит песок, здесь спит лазурь морская
В полукольце гранитных серых скал;
Пройдет гроза, бушуя и сверкая,
Ударит в берег океанский шквал…
Стихи понравились всем. Еще долго веселились моряки.
…Да, этот вечер для Стрелкова был как откровение. Он увидел, как интересен каждый в его экипаже и искренне радовался этому.
И все бы хорошо, но Стрелкову не давала покоя мысль, что торпеда еще не поднята, якоря на дне. И хоть он понимал, что это не его вина и пока штормит нечего и думать о приходе водолазного бота, все же по нескольку раз в сутки поднимался на скалу, чтобы в бинокль посмотреть на поставленные им вехи.
На четвертые сутки море стихло и Стрелков с утра занял свое место у трех вешек. В полдень показался водолазный бот. Он доставил продукты и газеты.
Торпеду нашли к вечеру. Она лежала на грунте, всего в каких-то десяти метрах от буйка.
— Ну, кончились наши мытарства, — поздравил всех начальник штаба, прибывший в точку вместе с водолазами. — Давайте, Стрелков, радиограмму дежурному и возвращайтесь. Кстати, вы почему не доложили, что потопленная торпеда не ваша?
— Ну, как же, я сразу сказал об этом минеру Курову. А чья она?
— Андреевского. Хороший у вас дружок, знал и и молчал.
— Что-то в числе дружков я таких не припомню, — буркнул Сергей. — Но дело не в этом. Главное — торпеду нашли. Может быть, водолаз и якоря поищет, все-таки два якоря с якорь-цепями.
— Хорошо, учтем, командир, — согласился начальник штаба. — Но это уж без тебя решим. А ты возвращайся.
НОЧНЫЕ СТРЕЛЬБЫ
